Мир не без добрых людей
БОЛЬШОЙ красивый магазин, где много-много кукол в красивых нарядах. Перед ним площадь, мощеная камнем, а напротив двухэтажный дом. Поднимаешься по лестнице на второй этаж и попадаешь в комнату, заполненную ярким солнечным светом. Справа на кровати кто-то лежит, а слева на стуле сидит пожилая женщина…
ОТКРЫВАЮТСЯ ворота, и перед взором предстает большой деревенский двор, заросший зеленой травой. Около дома стоит какая-то емкость — не то кадка, не то чан. Вдруг из нее выпрыгивает большая жаба и садится на краешек. Я начинаю разговаривать с ней, и жаба прыгает обратно в воду…
Сижу на телеге, которая едет по живописной местности: вокруг деревья, птицы поют, аж дух захватывает…
ЭТИ видения-картины из прошлого в памяти Ираиды Ивановны Шустовой всплывали постоянно. Но она не могла объяснить, что это и откуда они взялись в ее голове. Уже будучи бабушкой, она решилась спросить об этом сестру Ольгу, которая старше на полтора года. Вот тогда все и прояснилось.
Большой магазин и двухэтажный дом находились, а, может, и по сей день стоят, в приволжском городе Марксштадте, где семья Пауль жила до Великой Отечественной войны. В комнате на втором этаже дома в кровати лежал больной дедушка (мамин папа), а на стуле сидела его жена, бабушка Оли и Иры. А жаба жила в кадке, что стояла во дворе одного из еловских домов, куда всю семью поволжских немцем выслали в 1941-ом году. Телега, видимо, была тем видом транспорта, на котором спецпереселенцев привезли в глухую таежную деревню Еловку.
— Мама рассказывала, что когда нас со всем скудным скарбом вывалили посреди Еловки, посмотреть на «фашистов с рогами» сбежались почти все местные жители, — вспоминает Ираида Ивановна. — А когда увидели молодую пару с двумя маленькими детьми, да еще ожидающую пополнения в семействе, сразу поняли, что это обычные люди, по воле случая ставшие переселенцами. Нас сразу приютили, обогрели, накормили. Вскоре папе пришла повестка в трудармию (на фронт немцев Поволжья не брали).
Глава семьи в заботах о будущем жены и детей отправился в райцентр, в райком партии. Там Иван Иванович объяснил, что его супруга родилась и выросла в городе и к деревенской жизни не привычна. А в таежной Еловке она и с печью не управится, и на работу не устроится, в общем в тех условиях и жена, и дети могут погибнуть. А они и так уже потеряли одного ребенка: двухлетняя Нина умерла в вагоне товарного поезда, на котором переселенцев от Волги везли на восток. Как ни странно, но ему пошли навстречу, и семья переехала в Каратуз.
У скольких хозяев они квартировали, трудно посчитать. Ираида Ивановна вспомнила около десяти. Но когда они со старшей сестрой, уже будучи взрослыми, прошли по селу, то оказалось, что к первому десятку добавился второй. Часто меняли квартиры, потому что мало кто желал держать у себя женщину с тремя маленькими детьми. В то время ведь не было хором, максимум две комнаты в доме.
— В Каратузе мама устроилась сначала в местпром, где валяли валенки, чесать шерсть. Нас пристроила в детский сад, — продолжает И.И. Шустова. — Однажды ее без предупреждения поставили в ночную смену. А она у нас такая тихая была, что даже не сказала о том, что детей из сада забирать нужно. Там, где сейчас котельная детского сада «Колобок», стоял двухэтажный дом. На втором, деревянном, этаже располагалась бухгалтерия, а на первом, сложенном из камня, жила нянечка. Вот она нас и приютила на ночь. Мама утром прибежала с работы, а та ей и говорит: «Дети уже в группах, так что иди, Лена, спать. А в следующий раз, когда у тебя выпадет ночная смена, не переживай, я девочек к себе брать буду». Наша мама всегда говорила: «Мир не без добрых людей».
Хотя разное бывало. В семье с тревогой вспоминают историю, как маму хозяйка квартиры отправила в лес за дровами. Елена Ивановна пошла в легких сапожках и с саночками. Городская жительница решила, что набрать дров — это наломать веточек. А что еще могла она сделать голыми руками, без топора. Наломав веток, отправилась обратно и поняла, что заблудилась. Плутала, плутала и увидела огоньки в темноте. Думала, что собаки, но инстинкт самосохранения подсказал, что перед ней волки. Истошно закричав, Елена привлекла внимание проезжающего невдалеке лесника, который и спас женщину. Отогрев горячим чаем в своей избушке обмороженную заготовительницу дров, он начал спрашивать, кто она такая и откуда. Но немка не знала русского языка и не смогла ему ничего объяснить. Тогда лесник привез молодую женщину в милицию, где все разъяснилось. Хозяйка, узнав, что случилось с ее жиличкой, просила у Елены Ивановны прощенья.
Младший братик Ираиды и Ольги, родившийся уже в Сибири, прожил совсем немного, умер от дизентерии. Елена Ивановна работала, а девчонки были слишком маленькими, чтобы вести за ним хороший уход. Это была вторая потеря в семье Пауль.
— Чуть легче жить стало, когда мама пошла работать санитаркой в гинекологическое отделение районной больницы, — рассказывает Ираида Ивановна. — Скажет нам, чтобы пришли вечерком. Мы придем, она нас покормит тем, что оставалось на больничной кухне, и домой отправит. В то время мы жили уже без хозяев — сами по себе, но избушка у нас была плетеная, между плетнями земля насыпана. Приближалась зима, и даже натопленная печь не помогала согреться в таком жилье. Узнав о нашей беде, врач-гинеколог сказала маме, чтобы продавали эту халупу и подыскивали теплое жилье, а недостающую сумму она даст в долг. Пока мы продавали свою избушку, она для нас бревенчатый однокомнатный домик подыскала. Вот так на нашем пути встретился еще один добрый человек.
В школу я пошла в девятилетнем возрасте, потому как плохо говорила по-русски. В то время уже папа домой вернулся. Помню, что к первому сентября мне купили новые калоши, они так красиво блестели, я безумно радовалась такому приобретению. В школе было трудно, дети обзывались. Да и учителя не все хорошо относились. Но все это со временем прошло.
В 1951 году в семье Пауль родился сын, у Ираиды и Ольги появился брат Виктор. Отец начал дом строить по ул. Кравченко. Он был замечательным столяром, его ценили как мастера. Трудовая армия, конечно, сказалась на его здоровье — всю жизнь мучился с легкими.
Ираида выросла и связала свою судьбу с русским парнем. В семье родились двое детей: дочь и сын. Дом купили. Как и все советские люди, трудились на благо родины.
После смерти Сталина переселенцев из Поволжья реабилитировали и стали называть русскими немцами. Ираида Ивановна сожалеет, что утратили они и язык, и культуру своих предков:
— Бабушка с дедушкой (с папиной стороны) говорили по-немецки, родители язык не забыли. А мы с сестрой его практически не знаем.
Так сложились обстоятельства, что сестра Ираиды Ивановны Ольга с двумя дочерьми 12 лет назад переехала в Германию, на родину далеких предков.
У нашей героини большой трудовой стаж, выйдя на пенсию, она продолжала трудиться. Работа сторожем в районном детско-юношеском центре «Радуга» подарила Ираиде Ивановне увлекательное занятие — плетение бисером. Днем ходила к Наталье Безхмильнициной учиться этому непростому искусству, а по ночам плела. Дети разъехались: дочь в Твери живет, сын – в Абакане, муж умер после тяжелой болезни. И чтобы скрасить свое одиночество, Ираида Ивановна творит. Ее картины неоднократно выставлялись в поселенческой библиотеке им. Г.Г. Каратаева. Вышитые крестиком и плетеные из бисера, эти произведения просто завораживают глаз. Работы экспонировались даже в г. Абакане, где проживает семья сына Ираиды Ивановны. Моя собеседница очень интересный и инициативный человек. Уже двадцать лет она поет в народном хоре «Расеюшка». Вот и сейчас спешит на репетицию: в ноябре юбилейный концерт к 25-летию коллектива.
Несмотря на то, что И.И.Шустова по рождению — немка, она считает себя русской, чтит традиции нашего народа. Ведь ее предки не одно столетие жили в России. Трудности и невзгоды, встречавшиеся на ее жизненном пути, не сломили женщину, а закалили ее характер, научив радоваться даже самым незначительным мелочам.
Татьяна МЕНЬШИКОВА.
|