одна судьба
ЗА ПЛЕЧАМи много лет. Разных. Несущих боль и радость, разочарования и триумфы. Пробежала жизнь, как сон, как один денек, отшумела. Унесли годы силу и молодость, оставили взамен опыт и покой. Уже не нужно думать о том, где взять кусочек хлеба, как поднимать троих детей, как не оступиться на своем пути. Сегодня все дети, да уже и внуки, взрослые. И все уже есть – светлая квартира, нехитрое убранство которой расцвечивают яркие покрывала и вышитые подушечки на заправленной по-старинке кровати. На стене украшением – благодарственное письмо губернатора Хлопонина за многолетний труд, рядом портреты красивой женщины, передовой доярки колхоза «Рассвет».
— ОДИН на Доске Почета колхозной висел, а другой — в клубе, — говорит хозяйка дома Е.В. Мардоголямова. — Сняли за ненадобностью, а я домой забрала. Память все же.
Больше сорока лет тому назад, в начале шестидесятых, она приехала в Уджей шестнадцатилетней девочкой, чтобы построить здесь свою судьбу.
У Екатерины Васильевны два имени, Катя – ее имя по паспорту. А вокруг все знают как Анну. Недоразумение произошло еще при регистрации девочки. Родилась в мордовской деревне, до ближайшего сельсовета — сорок километров. Когда через месяц-другой в район собрался дядька новорожденной, его попросили зарегистрировать племянницу. Он поручение исполнил — оформил, имя придумал — Екатерина. А девчонку все уже Анной величали, и в метрику никто не заглянул, так и росла Анной, пока не достали документы с полочки и выяснили, что никакая не Аня, а Катя. Но как привыкли, так и осталась с нареченным именем, а документальное только в паспорте и числится.
Она родилась в холодном декабре 1945 года. Третьим ребенком в семье одинокой вдовы. Судьба ее мамы была горше горького – оставшись сиротой в шесть лет, в 29 — стала вдовой с двумя детьми. А потом поверила пришлому мужчине, надеясь, что тот станет отцом для ее ребятишек. Да только мужичонка оказался недобрым. Сколько-то пожил и ушел. Появился, когда в зыбке уже дочь качалась…И вскоре вновь исчез. Следующая встреча с отцом состоялась, когда Анне исполнилось пятнадцать, но она не подошла, не простила. Этот человек был для нее чужим.
Как жили одинокая мать и трое ребят, вспоминать страшно. Домишко, крытый соломой, соломенные матрасы и подушки, тряпье вместо одежки, досыта поесть не могли. В крошечном огородике, что отводили на семью, сеяли просо, садили немного картошки. Ткали дерюги. Из них одежду шили, на них спали, ими укрывались. Иного не было.
Анна подросла, в школу отправили. Училась хорошо, преподаватели считали, что способности у девочки большие, не раз приходили в семью, когда она переставала посещать класс. После переезда семьи в другую деревушку, в школу приходилось за десяток километров бегать. Еще осень терпела, а как морозы стали, отказалась. Идти не в чем — лаптешки старые не грели. И в четырнадцать лет уже пошла работать на лесозаготовки.
— Это здесь тайга — кедр, сосна. А там, в Мордовии, — ясень, дуб. Спилим огромное дерево, не обхватить руками ствол. Все, что можно, на заготовку сдавали, а каждый сучок подбирали — на дрова. На топливо лес рубить не позволяли. Осенью желуди садили, а весной пеньки корчевали, чистили лесосеки и высаживали маленькие дубочки. Они за год на метр вырастали. Пололи, поливали саженцы. Нас много человек там было, уставали до изнеможения. А платы за свой труд и не видели. Не раз меж людей разговоры слышала о далекой Сибири, где живут безбедно и сыто.
Однажды она решилась. Втроем со знакомой женщиной и ее маленькой дочкой они поехали в манящую Сибирь. Денег не было, ехали «зайцами», прятались в поезде по тамбурам. Правдами-неправдами добрались до Абакана. А там на станции председатели колхозов вербованных работников встречают. Кто куда увозит, а один мужик никак своих не дозовется. Он и обратил внимание на двух молодых девушек, что не знали, куда деться — их никто нигде не ждал. Выставил условие – заберу в колхоз, если коров пойдете доить. А они все что угодно готовы были делать, лишь бы пристанище дали. Так и привез председатель В.М. Цветков их в Уджей.
— Комнатку определил нам в одном доме с собой. Крыша над головой уже была, хоть и пусто в доме. Ничегошеньки не было. Мы расположились — соломы принесли, постель соорудили. Как было тяжело. Есть совсем нечего. Голодные и сами, и ребенок. Молока с фермы хотела подруга принести для дитя, а ее поймали и отругали, и молоко, эту несчастную бутылку, отобрали. По людям ходили, те помогали, чем могли. Кто картошки даст, кто – кусок хлеба. Тем и перебивались. Смешно сейчас вспомнить – вот уж действительно, рвется там, где тонко. Постирала платьица свои, в ограде развесила. А кто-то оставил калитку открытой, соседский теленок забежал и пообжевал все подолы. Ох, и плакала я тогда. Платья-то старенькие уж совсем были, а жалко – больше и надеть нечего.
Утром на дойку. Двадцать коров вручную выдоить, а если кто из доярок не пришел, так и ее группу оставлять нельзя. После – на разные работы. На исаевскую бригаду — овец стричь. На ток — зерно ворошить, на ферму — чистить, на покос — сено метать. Есть минутка, так по селу – может, кому помощь нужна. На кусочек хлеба заработать.
— Картошки у людей заработали, в подполье засыпали, а домишко худой весь, она сразу же и замерзла. Опять нам есть нечего. Как страшно это было все, — со слезами вспоминает Анна. — Позовут к председателю с детьми нянчиться, иду без отказов. А у них дома — еды полно: жареное, вареное. На буфете хлеб белый, сдоба. Аж дух захватывало. Смотрю до головокружения, а взять не могу – мама строго воспитывала — чужое без спроса трогать не смей. Угостят – возьми. А меня не угощали, да я никогда и не просила.
Случалось голод и до греха доводил — позовет знакомая пельмени лепить, мол, все равно заниматься нечем, иду. Леплю пельмени, а запах мяса дурманит. Вот хозяйка только отвернется куда, я крошечный кусочек в рот брошу – проглочу… Потом, через много лет, рассказывала ей об этом, каялась. А она до слез – Аня, ты же никогда не говорила, что тебе есть нечего, да разве думала я об этом.
Так и жила. Стройная была, дальше некуда. Потом родные мои в Уджей приехали. Одним домом жить стали, корову в колхозе в рассрочку взяли, и еда появилась. Да только я есть не могла – не принимал уже организм пищу. Но выходилась, выжила.
Сваты к красавице Анне со всех сторон ехали. О работящей и скромной невесте слух далеко бежал. Из соседних районов женихи прибывали, зажиточные, с положением. А она выбрала такого же, как и сама, бедного и трудолюбивого. Через полтора года ухаживаний вышла замуж за Тимофея Мардоголямова, переехала жить в дом свекрови.
Тимофей работал механиком. Анна бессменно, 32 года, — на молочной ферме колхоза. Дома держали скотину, огород садили. Родила Анна двоих сыновей и доченьку. Да только опять испытания пришли. Почти двадцать лет прожили они с мужем, десять из них Тимофей болел.
— Это было страшно. Болезнь «съедала» его медленно. Может, пойди он сразу к врачам, послушай моего совета, и успели бы помочь. Но мужчины такой народ, пока с ног не собьет боль, с места не двинутся. Так и мой. Сколько просила – ни в какую. А когда обнаружили онкологию, лечить поздно было. Куда только не ездили, в какие институты не обращались. Никто не помог. Так и жили каждый день в ожидании беды. Он ушел, а мне троих поднимать, доучивать надо.
Анна Мардоголямова всегда в передовиках была. Ее коровы и молока больше всех давали, и самыми ухоженными были. Она все делала размеренно, к каждой коровке с разговором, с лаской.
Одна Анна жить не стала. Не дело это в деревне одинокой оставаться.
— Нельзя женщинам одним жить. Мои ребятишки хоть и против того были, чтобы я еще замуж выходила, но свыклись. А потом и сами признали, что права была. Что без мужика сделаешь? Вот теперь одна, так и заборы загородить некому. Стоит в огороде кое-как заляпанная дыра. И у меня сил уже нет, и подсказать некому. Плохой, хороший, а все же мужик в хозяйстве необходим. Это у меня теперь хозяйство скромное: огородик да курочки, одна справлюсь. А иные и женщины хорошие, а одни маются. Разве дело это?
А мне уже переживать не о чем. Пенсии на все хватает – на продукты и дрова. Нарядов напокупала, пусть и в зрелом возрасте, но пофорсила. Где нужно, дети помогают. У меня и сыновья хорошие, и невестки добрые, и зять, и внуки, внучки имеются. Правнуков еще не дождалась, но надеюсь. Вот какая богатая стала.
Теперь бы только жить да жить. А я и стараюсь – болезням не сдаюсь. Всегда занятие себе нахожу, вот помидоры пересажу, цветы полью, а еще носочки-тапочки вяжу. Самые разные, разноцветные, могу мастер-класс показать. Мечта теперь одна — только бы у детей все хорошо было, внучки бы выучились и замуж хорошо вышли. Сыны и дочь не болели, чтобы жизнь их долгой и счастливой была. И чтобы в их жизни всегда оставалось местечко и для меня. Их забота и любовь мне силы дает. Спасибо им за это.
Елена ФИЛАТОВА