Счастливая
ДАЛЕКО во временном водовороте затерялись длинные обозы переселенцев, тех, кто уходил от малоземельности и коллективизации из центра России в сибирские вольницы. В Мордовии, откуда в начале тридцатых годов прошлого века выехала семья нашей героини Анисьи Ивановны Подсадниковой, земли не хватало — в дедовской семье было восемь детей, из них только два сына, а на женскую долю земельный пай не полагался.
ВОТ и получалось, что на мужика приходился кусочек земли в сажень шириной и 50 саженей длиной, а девки в «нахлебниках» ходили. Семья крепкой была — корова, пара выездных коней да пара рабочих лошадок. Два дома – кирпичный и деревянный, постройки дворовые. Инвентарь сельскохозяйственный. Политика в стране изменилась, да только опять не в сторону землепашцев: то под помещиками ходили – земля помещичья, лес, река, луга, никуда не ходи без разрешения, а новая власть о колхозах заговорила, надо было все нажитое имущество на общий двор отдать. На семейном совете приняли решение перебираться на новое место. В Сибири земли много, все есть: и лес, и дичь, и грибы, ягоды. Только работай, не уставай.
Семья переехала в Сагайскую волость, когда Анисье Ивановне было четыре года, местом для поселения им определили деревню Алексеевку. На месте рубили избушки, всем миром мостили настилы через болота, чтобы наладить дорогу, раскорчевывали земли.
— Накануне войны жилось трудно, а уж военное время и вовсе страшно вспоминать. Когда мне восемь исполнилось, надо в школу идти, а не в чем и не с чем. Осталась дома, но учитель Кузьма Тихонович Мартышкин пришел к нам уговаривать. Мама раздобыла где-то карандашик да листочек тетрадный. С тем и пошла я на занятия. Как сейчас себя вижу – холщовое платье, боты, на голове полушалок мамин ярко-зеленый, кисти его до самого пола свисают. Училась я очень хорошо, и в качестве поощрения выделяли мне в каждой четверти то валеночки, то пальтишко, к весне ботинками новыми премировали. Вот так и нарядилась к окончанию года. Науки легко давалась, четыре класса как один день пролетели. Продолжать учебу нужно было в Верхнем Кужебаре. Поселили меня на квартиру к одинокой женщине. Чтобы не платить за проживание, я помогала ей по дому, делая все, что было в моих силах. Мне тогда только 12 лет исполнилось. На выходные домой бегала, в Алексеевку. Если лесом путь коротать, то семь километров, по дороге – 12. Бегу одна, страшно, я про себя Отче наш да Богородицу читаю. Что защищало, не знаю, однако ни разу ничего не случилось: ни зверь меня не тронул, ни человек лихой. Закончила семь классов. Потом в Каратуз меня отправили. Так же у добрых людей в работницах жила, до школы успевала и печь истопить, и обеды сварить. После восьмилетки год малышей в алексеевской школе учила. И только потом сама десятый класс окончила.
Живя и учась в Алексеевке, Анисья, как и все разговаривала на родном, мордовском языке, и в школе все занятия проходили на мордовском, по-русски говорить могла с трудом, а рисовать образы, пересказывать тексты, думать по-русски и вовсе не получалось, потому в Кужебаре, не умея строить речь, на первых порах заучивала целыми страницами учебники.
Но, переломив однажды себя, выучила русский язык в совершенстве, открыв еще одну способность — изучение языков давалось ей с завидной легкостью. Потому и выбрала после окончания десятилетки институт иностранных языков, в котором заочно училась, совмещая преподавательскую деятельность с учебой.
— Отработала уже три года в Нижнем Кужебаре, однажды вижу сон, — вспоминает героиня, — выхожу на перекресток, тот самый, где сегодня клуб, школа, гараж стоят, а в то время клуб только строить начинали, но я вижу во сне уже весь наш центр как в современности, небо над головой летнее, яркое, а посредине улицы парень стоит: высокий, синеглазый, в солдатской форме. Руки раскинул и не пускает меня пройти, а потом левой полой меня завернул да так к себе прижал, что и вздохнуть не могу.
Проснулась, удивилась – сон интересный был. Через полгода, наверное, иду с работы по той же улице, бригадир колхозный с каким-то незнакомцем в солдатской форме разговаривает. Поздоровалась, ответили оба, а у меня даже дыхание зашлось – глаза того парня точь-в-точь из сна – синие, как небо. Вечером в клубе встретились, он меня провожать пошел, и больше чем полвека вместе прошли мы с Алексеем. Двоих детей родили, вырастили, выучили. Не умалю своей гордости – дети у меня замечательные. Сын, Николай, всю жизнь на Дальнем востоке на флоте отслужил, кадровый военный. В 2009 году в отставку вышел, ко мне приехал, живем теперь вместе. Дочь после института на Севере работала, потом в Тюменскую область уехала, там и осталась. Хотела ближе перебраться, но от своих детей далеко уезжать не хочет.
Я только одно в жизни упустила – мало времени со своими детками проводила. Все школа забирала, уроки, кружки, агитбригады, выступления, чужие дети, семьи. На свою сил не хватало. Но мои родные все понимали. Время тогда такое было – жили для всех, а не для себя. Муж в колхозе работал. На плечах ребят все хозяйство лежало – дом, двор, скотина, в школе учились замечательно. Сегодня жалею, что не увидела толком, как они выросли.
А тогда не делила детей на своих и чужих. Они и сейчас мне все родные. Несколько поколений кужебарцев сменилось, а я до сей поры могу пожурить бывшего ученика, посочувствовать ученице, помочь советом каждому из них, и не важно, что самым старшим из них уже к 50 годам, я по-прежнему их учитель. И когда беда пришла в мой дом, они, мои ученики, мои дети, стали первыми помощниками.
Пронеся сквозь годы задор и жажду жизни, умение понять и подсказать, она не сдается возрасту. В ее доме всегда тепло и уютно, она угощает гостей пирогами и сдобой собственного изготовления, мастерица на все руки, она помнит все рецепты своей мамы.
— В будние дни в отчем доме еду готовили простую, соблюдали посты. А по праздникам на столе были самые вкусные в мире булочки, пироги, блины. А какой хлеб душистый у мамы получался, просто чудо. Все, что я умею, – ее наука, и еще люблю стряпать по рецептам из газет, журналов, по телевизору подсмотрю совет полезный. Времени много, можно заниматься домашней работой в свое удовольствие. Я ни одного дня в своей жизни не прожила зря. Не изменила бы судьбу ни на капельку. Пусть было трудно, иногда плакала, но смеялась чаще, пусть было голодно, но вкус хлеба был таким восхитительным. Было нечего надеть, зато каждое ситцевое платье берегли, как самые роскошные шелка. Сегодня вы совсем другие, с другим мировоззрением, другими авторитетами и иными принципами, и в вашем мире немного страшно. Но вы — наше продолжение, наши дети, а значит, и воспринимать вас надо с любовью и пониманием. Поиграете и повзрослеете, и все поймете сами, я на это надеюсь.
Елена ФИЛАТОВА.
Фото Николая КОВАЛЕНКО.
|
