НАЧАТЬ С МАЛОГО
НАСЕЛЕНИЕ Уджея настолько разношерстное, что определить главенствующую нацию в нем сегодня уже не представляется возможным – есть там и русские, и эстонцы, и немцы. Есть выходцы из Украины и Белоруссии. Но село неофициально считается татарским, хотя и осталось в нем представителей этой нации раз-два и обчелся. На любых праздниках на уджейском дворе обязательно чак-чак и шурпа. И зазывают гостей красивые улыбчивые женщины в ярких платках. Так уж случилось, что самой самобытной оказалась в селе именно татарская культура.
Сегодня в Уджее действительно осталось совсем мало татар. Ушло с годами старшее поколение — носители исконных традиций. А современные жители не знают и малой доли. Но пришло желание вернуть утраченное для себя, для детей.
В КОНЦЕ 19 века поволжские татары-переселенцы основали неподалеку от Уджея свою деревню, название которой было определяющим – Казань. Селились большими семьями. Жили одним миром. Все умели, все знали. Обычаи впитывались с рождением и передавались следующим поколениям. А потом пришел новый век. Когда не стало бога. Молитвы и обряды запретили, Коран спрятали в дальний угол и боялись показать даже соседям. Когда в общих школах преподавали на русском языке и советские истины вкладывали в детские головы без различий на нации и вероисповедания. Тогда стало стыдным носить крестик или амулет-полумесяц на шее, его заменил красный галстук, одинаковый для всех. А потом Казань признали бесперспективной деревней, и все ее население перебралось в Уджей, где и вовсе интегрировалось в единую для всех жизнь.
В это время росли мои героини. Яркие представительницы татарской национальности. Одна казанская татарка — круглолицая, синеглазая Раиля Ивановна Ульянова (Шаравдинова), вторая – степная, башкирская – смуглая, волосы цвета воронова крыла, темные глаза, широкие скулы – Бибинур Ясовиевна Яхина. Обе статные, красивые, сильные. Раиля родилась в деревне Казань. Бибинур приехала из Ужура, вышла замуж за местного парня и прижилась на нашей земле.
— Ну не было в нашем детстве бога, — утверждают обе, — пионерия была, песни и стихи про Ленина, вера в счастливое будущее – коммунизм. А бабушка, украдкой читающая Коран на арабском языке, – устаревшее, заблудшее существо. Мы так рвались избавиться от того, что закладывалось веками, так хотели стать как все, что начисто отвергали родное. И все одно, встав из-за стола, совершали омовение, откуда-то с младенчества сидели в голове нехитрые строчки молитв, и время от времени они выскакивали, такие непрошенные и, казалось, ненужные.
— Один из моих многочисленных дедов, — продолжает Раиля Ульянова, — был в селе пастухом, а тогда для него каждый двор собирал сумку. И кто-то часто клал в нее шоколадное масло. Я не знаю, кто это был, но лакомство это было редкое. В общем, дед покупал меня на эту сладость, за угощение я должна была хотя бы несколько минут читать Коран, который бабушка доставала ежедневно из сундука и с упоением разбирала строчки. С тех пор прошло много лет, арабская вязь помнится только по начертанию, все ведь было так необычно — строка справа-налево, буквы незнакомые, слова малопонятные, но хотя бы там, в детстве, пусть хоть на капельку я приобщилась к таинству.
— В нашей семье святое писание читали практически все. Ведь в роду были священнослужители – муллы. Знания прервались на моем поколении, — подхватывает повествование Бибинур Яхина. — Я еще помню, как мама пыталась поститься, а отец за это ее ругал. В мусульманстве всего два поста в год, но они гораздо строже христианских. Кушать и пить воду можно только до рассвета солнца и после его полного захода. Целый световой день во рту не должно быть не только крошки хлеба, но и глотка воды. Помню, во время воздержания дедушка будил нас очень рано, мы садились кушать. Потом днем детей кормили еще раз, а сами взрослые притрагивались к еде и воде только ночью. А посты переходящие, по лунному календарю, иногда попадали на время летней страды. Работать приходилось на общих основаниях, а даже губы смочить нельзя. Очень тяжело выдержать. Так что, может, не зря отец маму ругал, это когда-то татарские женщины домом занимались, а колхозы всех сравняли.
— Обычаи и обряды у нас красивые, — вспоминает Бибинур. — А какие песни пела мама долгими вечерами! Сидит у прялки и высоким голосом выводит мелодии, я уже не помню слов и смысла этих песен, но звенящие переливы звучат где-то в душе всегда. Отец тоже очень любил петь, но делал это только наедине с собой – ни слуха, ни голоса ему не было дано, но, видно, душа пела всегда. А мы тихонько посмеивались, слыша его песнопения. Я сама исполняла в нашем клубе татарские песни, вернее сказать, современные произведения, переложенные на родной язык, но очень далеки они от исконного национального фольклора.
Все обряды посвящения были под запретом, во времена нашей молодости приезжал мужчина, крадучись ходил из двора во двор и совершал обряды. Татары тщательно его прятали, но и милиция не дремала. Каждое таинство совершалось в определенное время, согласно мусульманским календарям, а известны они были не только нам, потому и знали всегда, в какой день ждать гостя, а может, находился «добрый» человек и сообщал в органы. Однажды многие семьи не дождались прихода гостя, в одном из домов его арестовали и увезли. Больше он в селе не появлялся. На этом все прекратилось. У мусульман человек непосвященный никогда не станет заниматься обрядовыми процедурами. Я даже не знаю, существует ли какое-то подобие крещения в веру, просто все считаем себя мусульманами по рождению.
— Сегодня нам очень сложно возродить культуру, — подхватывает Раиля, — что-то, конечно, помнится. Самые важные обряды исполняются. Например, вы не увидите на кладбище татарку – женщина не имеет права посещать это место. Только если она еще ребенок или уже в почтенном возрасте — «чистая». Не пойдет никто из нас и за похоронной процессией – плач по родным только до ворот, дальше провожают мужчины. Нет у нас и богатых похорон – человек в мир иной идет таким же, каким пришел в этот мир.
Зато у нас есть обычай целый месяц приветствовать новорожденных. Ко мне бабушка каждый день приходила с подарками, когда я сына родила. То полотенчико, что она принесла в первый же день, храню, я принесу его в дар первенцу сына. И свадьбы у нас интересные – не у жениха дома празднуют, у невесты. И каждый день, что длится веселье, молодые вместе в баню ходят. А на супружескую кровать первым делом счастливую детную пару укладывают, чтобы в юной семье все так же замечательно было.
— Феминистки, конечно, не поймут, но равноправия между полами у татар явно нет, женщина в полном подчинении у мужчины. К тому же есть ограничения в одежде, поведении, отношениях. Конечно, говорить сегодня о традиционном воспитании не приходится, — рассказывает Бибинур, — но время расставляет все по своим местам. Моя дочь Рахимя сейчас учится в медакадемии в Красноярске. И она мне рассказывает, что однажды зашла в мечеть. Просто ноги сами привели. Там, в храме, она проплакала больше часа. И, по ее ощущениям, слезы смывали все горести, они были просто очищением души. Вышла просветленная, успокоенная. И теперь твердо для себя решила пройти все обряды посвящения и приобщиться к вере и самой, и ввести в мечеть свою маленькую дочь. А еще она просто очарована нашими национальными костюмами, увлечена традициями, сейчас изучает все, что может найти о татарской культуре. Что это, если не возвращение к истокам?
Саша — сын Раили, рожденный от русского отца, выросший в среде русских, никому и в голову не приходило считать его татарином. Его сестру Катерину родные хотя бы за глаза называли на свой манер — Хотымя, но он всегда оставался Александром. А когда в армию уходил, попросил у матери мусульманский оберег, заявив, что он считает себя татарином. Вот вам и связь времен и поколений.
Когда-то татары так интегрировались с обществом, что и не вспоминали о национальности. Практически перестали разговаривать на родном языке и детей не научили. Сами себя переименовали, присвоив русские имена. В селе все знали Римму Ивановну, а не Раилю Ивановну, Бибинур (в переводе — Госпожа лучезарная) называли Валей. А потом пришло время перемен, в старых метриках все они значились как Натфуллы, Гальмутдины, Райханы и Раили. Пришлось восстанавливать имя собственное и перестать прятать принадлежность к достойной нации, прославившейся в веках, имеющей великую историю и самобытную культуру. Возможно, напомнили о себе предки, представители гордых племен. Кровь не поменяешь, судьбу не обманешь.
Прошла пора молодого максимализма, и все чаще вспоминают женщины маленькие секреты своих бабушек. Раиля теперь для всех ребятишек многочисленной родни стала апасей (тетушкой), как когда-то давно ее бабушка была для всех апты (уважаемой бабушкой). А Бибинур уверена – бог есть, только для нее он един, собранный из всех конфессий. Истинной мусульманкой она не стала, а в христианство прийти не может, по рождению иная. Она еще надеется, найдет ее душа покой и дорогу к своей вере, она пойдет навстречу этому. И Всевышний простит ей безверие. А пока нужно рассказать детям все, что еще сохранили. Найти новое и вернуть утраченное. И главное – научить маленькую Минури родной речи, чтобы кроме русского был в ее душе и голове родной по крови – татарский.
Не так давно в старой Казани был мулла, отслужил заупокойную службу. В этот день на заброшенном татарском кладбище давно ушедшей деревни установили общий на всех памятник (на нижнем снимке). Как дань памяти предкам и малой родине, с которой все начиналось. Начать с малого, и все получится.
Елена КРЮКОВА.
Фото автора.
|
