ГОРЬКОЕ СЧАСТЬЕ
ДАВНО это было. Съезжались в вольную Сибирь безземельные крестьяне. Везли скарб нехитрый, ставили жилье в местах удобных. В Черемушке новоселы вдоль реки дома поставили. Из разных краев наехали, а жили дружно.
ВЫРОСЛА в той улице девица красная Фекла Трофимовна Бывшева, высокая, статная, медные волосы кудрями рассыпались ниже пояса. Песню запоет – дух захватывает. Семья Щербаковых, что в соседях жила, трудолюбивой была, крепкой. Николай Щербаков стал мужем первой красы и всю жизнь свою готов был любоваться ею, глаз не отводя. Дом любовью полнился, и счастье у порога стояло.
Никто не знал тогда, что долог и горек будет век, что пройдет Фекла через все испытания высоко держа голову, не сломит ее никакое лихолетье. И когда в старости придет время уйти, она будет знать – пошло по земле ее племя, крепкое, сильное, трудолюбивое. Родит и вырастит она девятерых детей, и каждому достанет любви материнской и заботы.
Молодая семья Щербаковых была зажиточной – дом, хороший надел пашни, лошади, инвентарь, во дворе живность. Николай у родителей один остался, братьев гражданская война унесла. Все семейные наделы на него перешли. Фекла хозяйкой была хорошей, умела вести дом с тонким расчетом. Средств на все хватало. Бедность пришла, когда в 1929 году началась коллективизация. Одним из первых со всем своим имуществом вступил в колхоз Николай Матвеевич Щербаков с женой. В 1940 году перешли в совхоз. Фекла на ферме коров доила Николай работал в Шалагино, там вели деревянный водопровод к базам. Весной 1941 года набрал бычков на откорм и угнал на выпаса. В таежные дали весть о том, что война началась, пришла с опозданием.
В декабре 1941 ушел Щербаков в действующую армию. На оборону Москвы. С ним вместе забрали и старшего сына Ивана, через пару лет уйдет в армию и Максим. Воевать — мужское дело, бабам иное досталось.
Маленький домик. Огородишко. Коровенка. Старшие девочки уже работали: Евдокия — трактористкой, Антонина частных коров пасла, меньшие в работники нанимались – кому полы помыть, кому в пригоне вычистить. Плату брали тем, что было самым нужным, — едой.
— Как мы выжили?! Я до сей поры не понимаю этого, — вспоминает средняя дочь Фёклы Щербаковой Галина Николаевна Лазовая. — Ничего не было. Картошки и той вволю не доставалось. Стакан молока на ребячью душу вечером как ужин, и спать. А если выходной день, так и не вставали с полатей – пока лежишь, есть не так хочется. Был у той избушки, где в войну жили, огород большой, но и тот обрезали. В селе же были и колхоз, и совхоз. Решили, что огород на колхозной земле расположен и уменьшили его на две трети. И не важно, что там все бурьяном заросло, главное, совхозная работница «чужую» землю не трогает.
В 1943 году вернулся с войны Николай Матвеевич — без ноги, весь больной. Он сразу на работу пошел: и коров пас, и за лошадьми ухаживал, даже одно время кучером у директора совхоза был. Куражливый начальник попался, спьяну шапку на дороге бросит, а фронтовик на одной ноге искать идет. Мучился, но терпел отец, семью кормить нужно.
— Мы с отцом ходили сусликов ловить, — продолжает рассказ Галина Николаевна, — Тогда за них денежку платили. Пойдем на косогор, капканы расставим, их у нас много было, он мне и наказывает: «Смотри, Галя, как зашевелится беги, вытаскивай». Он каждого принесенного мною зверька освежует, шкурку снимет для загоконторы, а тушку в сумку. Потом мама их вымочит и сварит. Старшие уже понимали, отказывались от похлебки этой, а мы, малышня, ели с удовольствием.
Николая Матвеевича две войны живым выпустили, пощадили, пусть раненый, но домой вернулся, а смерть принял дома от банального приступа аппендицита и врачебной ошибки в начале 50-х годов. К тому времени старшие дети уже жили своими семьями, а на руках у Феклы пятеро младших ребят остались.
— Вы даже не представляете себе, как вкусна картошка в мундире, — рассказывают сестры Галина и Раиса, — нет ничего лучше. Сварит мама полный чугунок, на стол рассыплет, каждому по картофелинке да кружке молока. Знатный ужин. В школу как ходили — смех. Одна шубейка и пара валенок на всех. Хорошо, что учились в разное время, та, которая в школе, бежит в одежке, вторая из дому идет в одном платьице и чунях, на горе встретились, переоделись — и по своим делам.
А Фекла не сдавалась. На работу ходила, дом обихаживала, шила на своих сорванцов. Грусть свою долгими вечерами в песнях выплакивала.
— Одинокой бабе на селе горе. Некуда пойти, некому помочь, — сетует Раиса Николаевна, — да еще и не подойти после войны к мужикам чужим — лиха хватишь. Корову мы держали, а сено за тридевять земель косили. Попросит мама соседа косу отбить, он куражится, плату требует. Она сама не хуже мужика научилась все делать. На покос пешком ходили. Возьмет меня мама с собой, воды в торбочку, хлеба кусочек да косу на плечо. Идем. Жарко. Пока она косить пытается, я всю воду выпью, хлебушек съем. И ныть начинаю – домой. Соберет она вещи и непивши голодная домой шагает.
Мы закаленные были. Росли на улице. Чуть оттает мы играть бежим. Ни лужи, ни снег не помеха. И не важно, что голые и босые, интересно же. А если еще удастся найти где черепок цветной или осколочек яркий, так и вовсе богатеями себя чувствовали.
Все дети Щербаковых выучились в школе. Все создали семьи, дома свои. Никто не встал на путь неправедный. Работали на совесть и честь семейную не уронили. Бригадиры, доярки, механизаторы, кладовщики – крестьянских профессий на всех хватило.
— Мама была для нас всем — жизнью, кусочком хлеба, теплом, что согревало в самые морозы. Спасением от всех бед, — говорят сестры. — Связующим звеном огромной семьи. И она всегда с нами. Теперь уже вместе собираемся редко, только по большим поводам. А они уже и радостными, и грустными бывают.
Если собрать их всех вместе, то семейный стол Щербаковых будет очень большой. Мы пытались посчитать, сколько их теперь с детьми и внуками-правнуками. Дойдя до 50, остановились, еще и половину не назвали. Не стоит считать вечное. Породу крепкую, любовь к земле и веру заложили Щербаковы в своих детей, а те далее передали, как семейную традицию, нести добро из поколения в поколение.
Елена ФИЛАТОВА.
Фото из семейного
альбома.
|
