ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА,
ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ
Для нас, старшего поколения,
День Победы — 9-е Мая —
самый светлый и радостный день. Теперь,
оглядываясь назад, порой не верится, с нами ли это было, как могли вынести все тяготы военных лет и годы восстановления.
ПОСЛЕ известия о нападении 22 июня фашистской Германии мы не сразу поняли глубину народного бедствия и не восприняли как большую трагедию. Мы настолько были уверены в могуществе нашего государства и что врагу заслон поставлен прочный, крепка броня и танки наши быстры. Да с таким мудрым великим вождём, как Сталин, военным полководцем Ворошиловым и конницей Буденного нам не страшен ни один враг.
Первых новобранцев на войну Уджей провожал с гармошкой, песнями и пляской. Один из них , видя на глазах слёзы у некоторых женщин, успокаивал: «Не горюйте, бабоньки, не пройдёт и месяца, как мы развеем по полям нашей Родины прах немецкой орды. Мы их, извергов, шапками закидаем, на ура возьмём».
Но шли дни, всё тревожнее приходили вести с фронта и первые похоронки, которые оплакивали всем селом. Не было той бравады у отъезжающих на фронт, они с грустью глядели на своих родных, со скупою слезой на глазах думали, вернутся ли. Немец, наперекор нашим убеждениям о нашей прочности и непобедимости, всё дальше топча и разрушая своим могуществом, двигался вглубь России. Село опустело, в поле работали малые дети да немощные старики, свято помня и чтя лозунг «Всё для фронта, всё для Победы».
В селе появились первые переселенцы — немцы из Поволжья. Их приняли настороженно. Они не были похожи на наших сельчан. Несмотря на длительный переезд, выглядели ухоженно, подтянуто, держались с достоинством. Расселили их в домах, где было попросторнее. Нас на собрании ещё до их приезда предупредили, что эти немцы — не враги, они такие же советские граждане, как и мы. Среди приезжих мужчин оказались музыканты. Иногда по вечерам мы слышали чарующие звуки их небольшого оркестра. Для нас это было в диковинку, особенно из оркестра выделялась скрипка. Иногда ветер подхватывал эти волны звуков и широким взмахом нёс их ввысь, отдаваясь далеким эхом. Эти звуки точно пели, трепетали, смеялись и плакали, сплетались чудной вереницей, неслись вдаль. Женщины, проводившие своих мужей, сыновей, братьев, с ненавистью и злостью говорили: «Наши на фронт ушли Родину защищать, а эти здесь веселятся, жируют». Но вскоре мужчин и парней из немецких семей забрали в трудовую армию. Трудоспособных женщин определили на работу: кого — в колхоз, кого — на завод. Потихоньку сельчане стали привыкать к переселенцам, которые оказались в худшем положении, стали помогать им.
Дома остались старики, женщины и дети. Заготовку сена с трудом, но заканчивали. На полях наливался колос, обещая дать хороший урожай. Рожь жали в основном серпами, снопы вязали громоздкие, норма доводилась в сотках, а не в количестве снопов. Осенью, в молотьбу, особенно тяжело было подтаскивать эти снопы к молотилке, вспоминали недобрым словом жниц.
В колхозе готовились к уборке пшеницы, она в этот год удивляла своим урожаем даже стариков. Наспех учили женщин и подростков управлять тракторами и комбайнами. Кроме пшеницы и ржи было посеяно много других культур: овёс, гречиха, просо, картофель, турнепс для скота, на косогорах зрели арбузы с дынями. В колхозном саду гнулись от плодов ветки полуяблочек, ранета, были небольшие плантации мака, гороха, конопли, льна.
Выбивались из сил, старались все это убрать вовремя, без потерь. Не дай бог что-то оставить под снег, за это строго судили. Боялись даже в кармане принести зерна, чтобы сварить кашу и накормить малолетних детей. День работали в поле, на уборке, а ночью шли свозить снопы в скирды на подтоварники, на обработку зерна. Появились женщины-тысячницы, у нас в колхозе их было двое. Эти женщины связывали по три нормы снопов. Работали словно машины: быстрым движением скручивали жгут, выхватив горсть скошенной пшеницы, ещё одно-два движения, и сноп уже стоял в суслоне. Суслон состоял из десяти снопов. Так целый день. Наскоро попьёт воды, поест, что из дому принесла, и снова за работу.
В посевную и уборочную мы редко бывали дома, жили в культстанах. Это были просторные дома с деревянными кроватями внутри, с матрасами, набитыми соломой. Когда молотили далеко от культстана, спали, забившись поглубже в стоге соломы. На дальнем колхозном поле спали на полу, на толстой подстилке соломы, все подряд. Сейчас это трудно представить, но так было. Мальчишки: Лёня Олиферов, Вася Сорокин, Петя Зеленин, Толик Шишмаков – возили зерно в Курагино, грузили и разгружали кули весом 70 кг и более. Уставшие возвращались среди ночи, им было не до баловства. Выискивали место между спящими, буквально втискивались между ними и засыпали беспокойным тяжёлым сном. Работали за трудодни, но на них получали мизер. До весны не хватало хлеба. Мы даже весной крадучись пробирались в поле, где осенью и зимой молотили зерно, ворошили кучи мякины в надежде найти хоть немного зерна.
Мы и до войны небогато жили, а за два первых года обнищали совсем. Сушили початки кукурузы, картофельные очистки, мезгу, всё это молотили, добавляли немного муки и пекли хлеб. Одежду шили из самотканого полотна. С обувью было хуже. Летом все больше ходили босиком. Где невозможно было ходить босиком с потрескавшимися пятками по скошенной жниве, выручали лапти.
Кроме полей в колхозе была большая отара овец, стадо коров, свиньи, куры и небольшая пасека. Всё это требовало ухода. За военные годы сохранилось всё поголовье. Каждый пахотный клочок земли, как это было ни трудно, старались засеять. Не отдавали землицу под заросли бурьяна, поэтому сейчас горько и обидно видеть заросшие травой поля, развалины, разграбленные фермы.
Т. КАСЬК,
Ермаковский район.
|
